Русская провинция. Что может быть тупее ее анекдотов про Пушкина, про Крылова, про композиторов: поел Мясковского, запил Чайковским, сел, образовалась могучая кучка, достал Листа…
— Ну, это чистый случай. Не распни они его — не было б христианства, тебе как историку стыдно…
Но в других вместо некоторых слов мычала «м-м-м-м», и все смеялись, а Антону было обидно.
У Банной Горки понуро стояла серая лошадь, без уздечки, непривязанная. Рядом курил мужик.
Все главное происходило на Улице. Улицу Антон любил, но она была к нему сурова: дразнила профессором кислых щей, била — за отказ признать, что удавы бывают в сто метров длиной или что камни растут. «Да скажи этим негодяям, — говорила бабка, примачивая ему очередные фонари под глазами, которые с невероятной точностью умел ставить Генка Меншиков, — что растут их мерзкие камни, растут!» Но в научных вопросах Антон на компромиссы не шел, а уж с такой чепухой не мог согласиться даже под угрозой раскровянения носа.