Что в Северодвинске (простите, тогда еще Молотовск) было? Так оттого у меня и настроение – что все, слава богу, позади!
Снова бумаги – рисунки, чертежи, фото. Система Барышева – совершенно оригинальный, полусвободный затвор, гасящий энергию отдачи. Автомат под стандартный винтовочный трехлинейный патрон. Ручной пулемет – калибра 12.7. Автоматический гранатомет 30мм – на сошке, как ручник, и позволяющий стрелять очередями стоя и с бедра! Россия, 90е – так и не была принята на вооружение, хотя все положенные испытания прошла. Была запущена в производство – но не у нас, а в Чехии, экспортировалась в другие страны (вот суки! – мысленно выругался Берия – расстрелять или сгноить в лагерях, за такое!). Чертежи, схемы, подробное описание.
– Гумилев ошибался. В сроках. Тысяча лет – это средний этнос среднего размера. Класс, партия – меньше: обрубок горит быстрее бревна. И – процесс можно замедлить. Прежде всего – субпасионариев держать «в черном теле». Простите, но всеобщая демократия невозможна – потому что субпассионарии, это смертельная угроза, если им дозволяется что-то решать, на что-то влиять. Их – на километр нельзя подпускать к власти. Только – работать, где укажут, «кто не работает – тот не ест». Второе – открытость. Когда какая-то часть общества замыкается, «выгорание» в ней идет быстрее. И третье – общие потери. И тут снова, Гумилев неточен: он говорил, что потери пассионариев в войну легко возобновимы, так как у них остаются дети – а женщины любят героев. Но вспомните Францию, той войны и этой: лучшие были выбиты, а их потомки, кажется еще в тридцать пятом вопили «лучше нас победят, чем снова Верден!». И четвертое – идея. Пассионарий силен – в движении к цели. Ему нечего делать – в застой.
– Конечно, чтоб стать героем, нужна смелость. Всего лишь.
– И не только это. В случае успеха, никогда, запомни, никогда и никто не узнает о «Полыни» правду! Это значит, после победы должны найтись немецкие документы, указывающие на их руководство, а все ответственные лица, в этих документах упомянутые, должны быть мертвы. Тогда лишь – «Полынь» будет завершена. И максимум что может быть, это если лет через полсотни какие-то досужие писаки будут строить предположения, «а если», но никто ничего не сумеет доказать.