Цитата #1045 из книги «Смерть как искусство. Том 2. Правосудие»

– Да, конечно. Он как раз интересовался, кто в ту квартиру наведывался, вот она ему про билеты и рассказала.

Просмотров: 10

Смерть как искусство. Том 2. Правосудие

Смерть как искусство. Том 2. Правосудие

Еще цитаты из книги «Смерть как искусство. Том 2. Правосудие»

– Сколько ты мне оставил, столько и съела, – огрызнулась Настя. – Я целый день голодная ходила. И вообще, ты должен радоваться, что у меня хороший аппетит.

Просмотров: 7

– Ах, вот какое! – Мужчина улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами, которые на фоне коричневого лица казались еще белее. – Мы написали, а через два дня пришла старая женщина и очень кричала. Мы сняли.

Просмотров: 4

– Точно? – переспросил мужчина. – Я помню, что снимали в понедельник. Только открылись – и сразу эта старая женщина. Кричала сильно. Я подумал, что неделя будет плохая, если так плохо начинается.

Просмотров: 3

– Так давай я к тебе домой приеду и Антоху вызову, – с готовностью отозвался Зарубин. – Заодно и переночую у тебя, все равно совещаться до середины ночи придется.

Просмотров: 5

– Мой папенька мечтал сыграть дядю Ваню, – разглагольствовал Кот, – и много говорил со мной о том, как он видит эту роль. Ведь что такое Войницкий? Маменькин сынок, проживший сорок семь лет рядом с матерью и, вероятнее всего, не знавший любви к женщине. Из этих сорока семи лет двадцать пять он посвятил, опять же под руководством маменьки, Марии Васильевны, служению профессору Серебрякову. По ночам делал для него переводы, зачитывался его научными трудами, знал их наизусть. Это что такое? Это – кумирство. А кумирство – это что? Правильно, это признание собственной слабости и недостаточности по сравнению с объектом своего фанатичного обожания. Дескать, он такой удалый и умный, он лучше всех на свете, а я рядом с ним – червь недостойный, мое место в этой жизни – служить ему, ноги мыть и воду пить. Вот так Иван Петрович Войницкий и прожил больше половины своей жизни с осознанием собственной неказистости. Потом что-то случилось, что – непонятно, тут Арцеулов правильно сказал. Никто не знает, какая шлея ему год назад под хвост попала, чего он вдруг взъерепенился и характером стал плох. Может, кризис среднего возраста, может, еще что. И вот живет он почти год со своим испортившимся характером, а тут вдруг сам профессор Серебряков с молодой женой Еленой Андреевной появляются в усадьбе и живут аж целых три месяца. И Войницкий в Елену влюбляется. А что ему с этой любовью делать? Он никогда в жизни за женщинами не ухаживал, красивых слов им не говорил, глазки не строил и не заигрывал. Ничего этого он не умеет. Поэтому с Еленой он так неловок, можно сказать, топорен, он лепит ей все прямо в лоб, дескать, дорогая моя, роскошь, в ваших жилах течет русалочья кровь, и все такое, а она вообще не знает, как реагировать. Как в обществе принято? Вроде глупо, Войницкий человек совсем не светский и ухаживает не так, как привычные ей бонвиваны. Ну, представьте, что было бы, если бы в ответ на его искренние и неумелые признания Елена сказала: «Ах, негодник эдакий, вы, право, баловник». Бред же! Идиотизм. А никак по-другому она реагировать тоже не умеет, потому что в то время женщины не умели быть прямыми и искренними в романтических отношениях, это считалось неприличным, и их этому не учили. И вот стоит она и не знает, как ей реагировать на такие эскапады Войницкого. Вот она и отвечает: «Когда вы мне говорите о своей любви, я как-то тупею и не знаю, что говорить». И не зря Войницкого в пьесе называют «шутом гороховым». Он до такой степени неловок и нелеп в своей новой ипостаси влюбленного бунтаря, что никак иначе восприниматься и не может, только шутом гороховым. Дядя Ваня откровенно слабый человек, не верящий в свою ценность и достоинство, но пока это не касалось женщины, все было нормально, а теперь он не может смириться с тем, что он недостойный, никчемный, только и умеет, что счета писать, масло продавать и выполнять указания племянницы, которая в хозяйственных вопросах явно лучше сведуща и оборотиста. И когда он высказывает Серебрякову все, что думает о нем, и даже стреляет в него, хотя и не попадает, это не проявление силы Войницкого, это всего-навсего робкий бунт раба, который, как и все такого рода проявления, закончился ничем. Он даже покончить с собой не осмелился. Он смирился, покорно отдал Соне украденный у Астрова морфий, попросил у Серебрякова прощения, сам его тоже простил и послушно сел вместе с племянницей снова составлять счета за масло. Вот так мой папенька видел Ивана Петровича Войницкого и очень хотел его сыграть. Только не довелось.

Просмотров: 7