– Потом позвоните. – Теперь в голосе Сташиса звучал железобетон. – У нас разговор ненадолго. Итак…
Теперь Театр сердито следил за сгустком напряжения, ожидая, когда тот покинет территорию здания, но сгусток и не думал выходить на улицу, он остановился на первом этаже, помедлил немного и решительно направился к двери, через которую можно было выйти в фойе, пересек фойе и окончательно остановился в туалете. Ну что ты будешь делать! Эта профурсетка, оказывается, собирается дождаться антракта и вместе со всеми зрителями потом пойти в зал и посмотреть второй акт. Ну, хитрюга! Неужели нынешние проститутки не чужды высокому искусству?
Настя задумалась. Какие еще есть варианты? Например, автором пьесы, настоящим автором, мог быть не Артем, а совсем другой человек, с юридическим образованием, может быть, из следователей, судей или прокурорских работников. А Лесогоров каким-то образом присвоил произведение и выдавал его за свое. Вполне возможно, история такие случаи знает. Кстати, это вполне может объяснять, почему он так легко и охотно соглашался на всевозможные переделки текста. А чего? Ему не жалко, это же не его детище.
– Я не могу не пить. У меня нервы не выдерживают. И вообще, я в порядке… Ну, ладно, не плачь, а? Я не могу видеть, как ты плачешь, – умоляюще проговорил он. – Успокойся, Веруша, не разрывай мне сердце.
Никита вздрогнул и непонимающе уставился на него. Переход от смерти Леоничева к какой-то странной надписи был резким и необъяснимым. Он очень хорошо помнил, где видел эту надпись, но откуда… Как они узнали?
Борис Аркадьевич Мец долго не мог взять в толк, зачем приехавшей из Москвы Анастасии Павловне Каменской нужны подробности бесславно проигранного им в прошлом году процесса.