Но Камню все казалось мало, и он продолжал прикидываться слабоумным.
Но мать Льва Алексеевича была непреклонна.
– Слушай, вызови меня к себе на Петровку, – попросила она.
Но он снова отказался. Ему не хотелось отрываться от наблюдения за Ольгой, за движениями ее густых темно-рыжих бровей, ее пухлых губ, покрытых ярко-розовой помадой.
– Ну, что скажешь, самодеятельный сыщик? Ты в этом театре трешься уже вторую неделю, должна понимать, как тут дела обстоят.
– А чем именно ему не нравится пьеса, он не говорил?