– Ну не надо так, милый, не надо. Все обойдется, все будет хорошо, ничего плохого с тобой не случится. Надо верить в это – и все будет хорошо. Не надо думать о плохом, не надо его призывать, надо думать только о хорошем, – приговаривала она в такт движениям руки.
– Вы действительно хотите услышать ответ?
Она приоткрыла дверь, ведущую из кухни в коридор, и на цыпочках прокралась к комнате, из которой доносилось ровное сопение: на диване спал Чистяков, а на разложенном кресле-кровати – Сережа Зарубин.
– Ты думаешь, в бухгалтерии есть такие сведения? – засомневалась Настя.
– Как жалко, – бормотала Надежда Ароновна, провожая Настю, – как жалко, что все так вышло. Я так хотела, чтобы об Анатолии Петровиче осталась память…
И не совсем, как в пьесе, потому что записи оказались неоконченными. Последним, что было записано по делу Леоничева, была фраза: «Очень интересно поговорил с М. А. Торлакян. Выходит, все концы ведут в «Новую Москву». И дата.