Из бронеотсека, ни на секунду не прерываясь, строчили пулемёт и автоматы. Звуки очередей нашего оружия заглушались довольно частыми чокающими звуками пуль, попадающих в броневик. Финны вели по бронетранспортёру не менее интенсивный огонь, чем мы по ним. От этих мерзких звуков попадания пуль, я окончательно пришёл в себя. Наконец-то до меня дошло, что я тоже смертен и, открыто стоя прямо на подножке броневика, представляю отличную мишень.
Неожиданно в поддержку старшины выступил наш политрук Шапиро.
— А что, может быть и ручной пулемёт захватить? А то я здесь от старшины слышал, что группа идёт только с автоматами. Вы, товарищ старший лейтенант, только скажите. Я не надорвусь, для такого дела, хоть сто километров буду переть эту бандуру.
— Так точно, товарищ старший лейтенант, стрелять будем! Но, может быть, этих пленных закрыть в какой-нибудь комнате, или в подвале. А когда подойдут наши, переправить их дальше, в тыл. Всё-таки, большинство из этих немцев, рабочие люди, можно сказать – пролетарии. На этой войне они занимаются только обслуживанием техники и, наверное, за всё время не выстрелили даже из ружья.
— Во-первых, это место находится довольно далеко от всех населённых пунктов и от центральной дороги, а, значит, выстрелов никто не услышит. К тому же, может быть даже и стрелять то не придётся. У финнов, убирающих снег, оружия с собой не было. Я в бинокль разглядел, что винтовки они оставили в стоящих перед этой сожженной колонной двух санях, запряженных парами лошадей.