Всем было известно — в Междумир попадает только та еда, которую готовят с любовью. Переход совершается, когда заботливо приготовленное кушанье безвременно оканчивает своё существование совсем не так, как ему положено. Где и быть такой еде, как не на днях рождения: ведь мамы не просто делают торт — они запекают в тесто собственную любовь.
Мэри проснулась под вечер. Выглянув из окна каюты, она увидела серый бетон лётного поля. Они вернулись в Лейкхерст. Спидо упорно не желал сажать дирижабль где-либо в другом месте, утверждая, что у него внутри всё восстаёт против этого. Уговорить его приземлиться на Стальном молу было сущим испытанием нервов. Мэри решила, что убедить пилота доставить их на Манхэттен будет совершенно непосильной задачей.
Если бы она продолжала жить, то наверняка бы уже получила временное удостоверение ученика, но в сложившихся обстоятельствах… Словом, когда она вставила ключ в замок зажигания и завела двигатель, это случилось впервые за всё её существование. А тут ещё этот рычаг переключения скоростей… Нет, Алли кое-что знала о сцеплении и как оно работает, но чисто теоретически, практических навыков у неё не было. Даже выехать со стоянки оказалось сплошной нервотрёпкой: автомобиль то и дело останавливался, дёргался и скрежетал передачами.
МакГилл схватил Алли за руку, и как она ни пыталась вырваться, ей это не удалось.
— Зелёныши, пришли познакомиться с Мэри, — объявила Мидоу.
Любисток счастливо улыбнулся: «О-кей!» — закрыл глаза и, пошарив в закоулках памяти, извлёк оттуда изображение своего лица. В тот же самый момент он почувствовал, как меняется его внешность. Когда мальчик вновь открыл глаза, то понял, что стал прежним собой — или, по крайней мере, очень похожим на того, кем был.