По этому случаю у нас с Соланж Жосс возник забавный разговор.
— Знаете что я думаю? — говорит Мануэла, утираясь большим красным, как мулета тореадора, платком. — То, что я ушла от мадам Пальер, — хороший знак. Будут и другие перемены к лучшему.
Дверь я оставила открытой настежь, чтоб никто не мог сказать, будто я похитила ребенка.
— Она очень милая, — подала реплику и я, решив сдобрить наш разговор капелькой человечности.
— Думала, приду пораньше, — сказала она, — но мадам де Брольи смотрела за мной во все.
Убирается у нас приходящая прислуга — по три часа ежедневно, но за цветами мама ухаживает сама. Надо видеть этот цирк! По утрам она берет две леечки — с жидким удобрением и с декальцинированной водой — и пульверизатор с несколькими режимами орошения: «струя», «дождевание», «распыление». И обходит все двадцать имеющихся в квартире растений, подвергая каждое индивидуальной обработке. При этом она постоянно что-то бормочет и становится совершенно глухой ко всему на свете. Когда мама возится со своими цветами, можете говорить ей что угодно, она не обратит на это ни малейшего внимания. Вы ей, например: «Буду сегодня колоться и устрою передоз», а она вам на это: «Ай-ай-ай, у кентии желтеют кончики листьев, наверное, воды многовато…»