Хорошо бы когда-нибудь съездить в Кютай! Там, уж верно, куда интереснее, чем в Китае.
— Спасибо за прекрасный вечер, — сказала я, — я очень вам благодарна.
— Я хотел бы пригласить вас в ресторан, который сам очень люблю, — продолжал он, и в глазах его появилось что-то просящее, так собаки смотрят на кость.
— Они сносят стенки кувалдами! Теперь так красиво стало! Вот бы вы как-нибудь посмотрели!
Ну не люблю я бабушку, да и она меня не очень-то любит. Зато обожает Коломбу, и та отвечает ей взаимностью, то есть дожидается наследства с очень натуральным бескорыстием девушки-которая-вовсе-не-дожидается-наследства. Я заранее знала, что этот денек в Шату будет кошмарным, и точно: мама и сестрица восторгались мраморной ванной; папа ходил со смурной миной, будто проглотил зонтик; по коридору толкали каталки с подключенными к капельницам живыми мощами; какая-то помешанная старуха (Коломба — ну не тупица? — с умным видом произнесла: «Альцгеймер!») назвала меня «душечкой Кларой», а через две секунды завопила, чтоб ей немедленно привели ее собаку, и едва не выбила мне глаз здоровенным бриллиантовым перстнем; а другая старуха чуть не удрала! Всем ходячим старикам надевают на руку электронный браслет, и, если они пытаются выйти за ограду учреждения, внизу на посту срабатывает звонок. Персонал несется вдогонку за беглецом, который успевает просеменить метров сто, его хватают, а он громко протестует — тут, дескать, не ГУЛАГ, — требует директора и судорожно дергается, пока его не усаживают в кресло на колесах. Отчаянная бабуся, которая пустилась в бега сегодня, сразу после обеда переоделась в дорогу: надела платье в горошек с воланами — самый практичный наряд для перелезания через забор. К двум часам, насмотревшись на все это: на ванну, на обед с морскими гребешками, на эффектный «побег Эдмона Дантеса», я готова была взвыть.
— Баронесса с горя высморкалась в тряпку.