Все стоят и молчат, что делать, не знают. Поняла я: если не выйду сейчас, никто не выйдет, каждый боится первым шаг сделать. А не выйдет никто — порубит нас всех иуда, он сейчас от крови пьяный, озверевший, никого не пощадит. Вышла я первой, глаза опустила, чтобы никто в глазах моих не увидел, что у меня на душе, и стою. За мной и другие пошли, Иван мой зубами за спиной скрипел, но тоже пошел, сзади мне глазами спину жег — думала, дыру в сорочке пропалит. Осталось стоять двое старых слуг, кузнец, конюх да еще один дед, гайдук старый, рубленый да израненный, он еще старому боярину служил, потом молодых учил, а как сил не стало, просто доживал свой век в имении, семью так и не завел. Кивнул иуда своим гайдукам — зарубили они их, а мы стоим.