— Сколько, — Майлз поперхнулся, — детей у Вас было?
Намек на Тауру прошел мимо Риоваля; у того теперь была идея-фикс, и всё её развитие вместе с яростью самого барона эффективно препятствовали поступлению к нему любой информации. Не так уж трудно убедить человека, строящего заговоры против своих соперников, что эти соперники устроили заговор против него.
— Пока мы ждали своей очереди, я вынул его из ботинка, этак небрежно, знаешь. Держал в руке — охранник видел, но не отобрал. Наверное, думал, это безвредный клочок бумаги. Не знал, что это Писание. Оно так и было у меня в руке, когда нас сюда сбросили. Ты знаешь, это единственный письменный текст во всем лагере, — добавил он довольно горделиво. — Это наверняка Писание.
— Я не уверен, в чем будет заключаться правосудие в данной ситуации, — сказал Майлз. — Но я могу пообещать вам, что пособничества в сокрытии больше не будет. Никаких больше преступлений под покровом ночной темноты. Наступил день. И, кстати о ночных преступлениях, — он опять повернулся к матушке Маттулич, — это Вы прошлой ночью пытались перерезать горло моей лошади?
— Приготовься втянуть трап и подниматься по моей команде, — приказал Мьюрка пилоту. — Пр… — его слова заглушил взрывной шлепок от плазменного луча, разрезавшего его шею. Майлз почувствовал, как жгучая жара от луча прошла в сантиметрах от его головы — он стоял рядом со своим лейтенантом. Тело Мьюрки рухнуло.