— Ты солгала мне, — напомнил Курт так же чуть слышно. — Использовала меня. Это — любовь в твоем понимании? Не думаю, что мы сойдемся в некоторых взглядах на вещи.
— Может, — предложил Курт, перехватив ее за запястья, — лучше разомнемся вместе?
— Мне тоже ничего не понятно, — отозвался мальчишка пронзительно и, увидев, как Курт поморщился, понизил голос. — Мне эту записку дяденька дал на улице; купил мне маковую булку с медом и дал вот это, чтобы я принес в Друденхаус. Он сказал спросить вот его, а больше никому не отдавать. Но у меня стражник отобрал…
— Бывал, — кивнул студент. — Только если с нами говорил редко и рассеянно, то от нее словно бы и вовсе шарахался.
— Нет, — ответила та, внезапно утратив всю злость, ответила так просто, что Курт поверил — тотчас и без колебаний. — Ты единственный, первый и, убеждена, последний, кто не пробуждает во мне враждебных чувств.
— Хорошо, — решительно кивнул Курт и договорил уже на одном дыхании: — Мне стало известно, что графиня Маргарет фон Шёнборн почасту общалась с кельнскими студентами, в том числе и с покойным Филиппом Шлагом; поэтому мне пришла в голову мысль задать ей пару вопросов. Но я не знаю, насколько мне можно быть настойчивым в этом отношении и…