— Ущипните меня, — с преувеличенным изумлением прокомментировал Ланц; он поморщился.
— Я не люблю детей, — откликнулся он хмуро. — Не умею с ними говорить и не люблю. В академии нам разъясняли различные подходы, и к детям тоже, но мне это всегда было… А знаешь, — осекся он на полуслове, — это, вообще, не твое дело. Помог — спасибо. Свободен.
— Эту тему мы тоже закроем, — довольно резко оборвал его Бруно. — Интересно дальше о деле? Или моя печальная biographia тебе любопытнее?
— В самом деле? — широко улыбнулся тот, делая еще один шаг навстречу. — К примеру, если я упомяну, как наш Филипп любил цветочки? Он не тебе ли их подносил?
— Вот, — он подошел к столу, шлепнув перед Керном два листа со списками. — Смотрите. Это — то, что Шлаг читал, это — то, что переписывал. Вы только посмотрите — «Methodus inveniendi specialis», «Perspicientia veri», «Anguis septem gyros»… «Causa causarum»! Здесь все — или просто труды редкие, или вовсе libri prohibiti! Кстати сказать, надо бы обратить внимание на университетскую библиотеку — похоже, прежнего книгохранителя спалили не зря… Но это после… Вы посмотрите на списки! Посмотрите, сколько переписано! Я побывал в комнате покойного, осмотрел все еще раз, обстучал все стены, потормошил каждую дощечку в полу — тайников нет! Значит — где это все?