— Неслабо вмазал. Еще б чуть — перебил бы ему, к матери, артерию.
— Но сегодня я спрашиваю не из досужего любопытства, — отрезала она и, на миг смолкнув, осторожно провела ладонью по его волосам, склонившись и обняв, прижавшись щекой к плечу. — Я лишь хочу знать: ты убежден в том, что делал? Это не единственно для того, чтобы довершить твое дознание?
— Хорошо держишься, — заметил Курт, бросив через ее плечо взгляд на исполнителя. — Не ожидал.
— … и хам, — докончила та со смехом, не слишком настоятельно пытаясь высвободиться из его рук.
— Что же, — усмехнулся Курт, — к этому мне не привыкать.
Этот голос был другим, голос безликого — такой же безликий, бесцветный; и сколь бы ни были ничтожны познания в приоткрывшихся сегодня тайнах, каким-то нервом, сутью, памятью, спрятанной не в душе даже — в теле, в костях, в крови — ощутилось разительное отличие этих слов, голоса, пробуждаемой им силы от всего того, что было услышано прежде…