— Филипп Шлаг, — начал он, нанизывая слова с осторожностью, словно мелкий бисер на невидимую нить. — Вы ведь знали его?
— Я не спрашивал, поймите правильно — в этом часть моей работы…
— А ты полегче, — с нескрываемым злорадством посоветовал тот, — сейчас твою задницу не прикрывает секретарь-приятель, его б собственную теперь бы кто прикрыл.
Ее не было всего минуту и — вечность; чувствуя, как сердце начинает разгоняться, подобно скаковой лошади, Курт мерил залу шагами, ожидая, когда же, наконец, появится Маргарет фон Шёнборн, и в то же время желая, чтобы это случилось как можно позже — из многих правдоподобных и неправдоподобных предлогов, измышленных им наспех, он все еще не избрал подходящего и теперь опасался, что, сошедшись снова взглядом с фиалковыми глазами, опять оцепенеет, все позабыв и утратив дар речи…
Курт увидел, как дрожат тонкие пальцы, как сжались губы, а глаза снова из фиалковых стали темными, точно осенняя вода…
— Я, — кивнул Курт. — Я, Бруно. Еще вчера.