В результате японские пищевые компании функционируют как локальные монополии. Производитель молока, базирующийся в северной Японии, не имеет шансов конкурировать на рынках юга страны, потому что день-два, уходящие на доставку продукции, стали бы смертельным приговором в глазах покупателя. Структура локальных монополий также укрепляется действиями японского правительства, направленными против импорта пищевых продуктов — например, такими мерами, как 10-дневный таможенный карантин. (Представьте, как японские потребители, обходящие стороной продукты со вчерашней датой, отнесутся к продуктам более чем 10-дневной свежести.) В такой ситуации японские компании остаются закрытыми как для внутренней, так и для внешней конкуренции и поэтому не осваивают передовых технологий мирового пищевого производства. Отчасти следствием той же ситуации являются чрезвычайно высокие цены на продовольствие: самая лучшая говядина в Японии стоит 200 долларов за фунт, куриное мясо — 25.
Разница между характером производства продовольствия составляет главную исходную причину неравенства между обществами Евразии и доколумбовой Америки. Если перечислять обусловленные этой причиной непосредственные факторы завоевания, наиболее важными будут преимущества в четырех аспектах: болезнетворные микробы, технологии, политическая организация и письменность. Из этих четырех самую прямую зависимость от характера производства продовольствия имеют микробы. Инфекционные болезни были регулярным явлением в скученных евразийских обществах, и, как следствие, многие евразийские народы выработали к ним иммунитет или врожденную устойчивость. Между тем к этим болезням относились все главные убийцы человечества: оспа, корь, грипп, чума, туберкулез, сыпной тиф, холера, малярия и т.д. Этому зловещему списку, насколько нам точно известно, общества доколумбовой Америки могли противопоставить только одно — группу болезней скученности, которые вызываются несифилитическими трепонемами. (Как уже было сказано в главе 11, имеет сифилис евразийское или американское происхождение, до сих пор не установлено, а утверждение о том, что в доколумбовой Америке присутствовал человеческий туберкулез, я считаю недоказанным.)
С колонизацией лежащих неподалеку от Новой Зеландии островов Чатем, состоявшейся около 1400 г. н.э., то есть за какое-то столетие до прибытия европейских «первооткрывателей» в Тихий океан, задача открытия тихоокеанских земель наконец была полностью выполнена — азиатами. Их первопроходческая традиция, насчитывавшая десятки тысяч лет, началась в эпоху, когда предки Вивора, заселив по пути Индонезию, высадились на берегах Новой Гвинеи и Австралии. Она подошла к концу только тогда, когда целей больше не осталось и все пригодные для жизни человека острова были заняты.
Еще одна причинно-следственная цепочка ведет от производства продовольствия, возможно, к самому важному изобретению последних нескольких тысяч лет — письменности (глава 12). Письменность возникала самостоятельно лишь несколько раз в человеческой истории, и каждый раз это происходило в местах, являвшихся наиболее древними центрами производства продовольствия в своих регионах. Этим первичным очагам были обязаны все прочие общества — они овладели письменной культурой, перенимая либо уже сложившиеся системы письменности, либо саму идею письма. Стало быть, для исследователя всемирной истории феномен письменности представляет особый интерес с точки зрения понимания еще одной совокупности причин: влияния географии на скорость и характер распространения идей и инноваций.
Здесь наш археолог мог бы обратить внимание на Америку и прийти к выводу, что африканцев, несмотря на их колоссальную фору, первые американцы должны были нагнать максимум за тысячелетие. После чего превосходство Американских континентов в площади (на 50% больше площади Африки) и внушительное превосходство в экологическом разнообразии наделило бы коренных американцев форой перед африканцами.