Он добрался до ограды и протиснулся между железными прутьями на землю горшечника.
— А я — нет. Мои кости здесь. И Оуэнса тоже. Мне отсюда не уйти.
— Не-а, — сказал тридцать третий президент США.
Эбинизер уже сожалел, что позвал Тома Гастингса, хотя этот громила как нельзя лучше годился для устрашения несговорчивых. Ему очень не хотелось расставаться с удивительной брошью. Чем дольше сияла она под лампой у него на прилавке, тем больше ему хотелось оставить ее себе, владеть ею единолично.
На кладбище дул холодный ветер, но ни мужчина, ни мальчик этого не чувствовали.
Всадница остановила коня посреди площади и легко соскользнула на землю. Какое-то время она молча стояла и смотрела на собравшихся. А потом присела в реверансе.