— Тот о цыплятах, этот о страусах, — бормочет Сфинкс, не открывая глаз. — Даже метафоры одинаковые.
Волк поиграл бровями, кидая на братьев подозрительные взгляды.
Серый только фыркает. Потом вдруг взвивается в воздух, нелепо растопырив лапы, и камнем падает вниз. «Давай, быстрее! — доносятся до Курильщика его мысли. — Прыгай сюда! Неумеха!»
В ванной Македонский высадил меня на пол и раздел до трусов. Я сидел на мокром полу и дрожал. Он унес мою одежду и вернулся отмывать коляску, а я так и сидел голый. Потом они с Горбачом запихнули меня в душевую кабинку, включили воду и задвинули дверцу. Я растянулся в кафельном углублении под струями, бившими в спину, и слушал их, заглушенных душем и прозрачной дверью, слушал, как они разговаривают, отмывая мою коляску.
— Смотри мам, он прохладный. Солнце его не трогает. Странно, правда?
— Эта Рексова бабка не так проста, как прикидывается. Она тот еще фрукт. Я думал, тебе не повредила бы моя помощь, раз уж ты вступил с ней в конфликт.