— Мы живы, — сообщил Баян. Анастасия услышала: «Ты жива», — Арфа, значит, ирландцы. Выкуп сдерут… С этим драться безнадежней, чем с теми тремя! На него не влезешь: саксов расстреляли сверху, как оленей.
Новый день, заведение старое. Стены потрепаны, внутри из горожан лишь крепкий народ, что не опасается горских кулаков. Ни пледов, ни клановых лент: под булавками и фибулами цвета города — как на знамени баталии во время учений. Белый — цвет друидов и сиды. Небесный — цвет Богородицы. Купола над собором еще не поднялись, но будут как вечерняя синева. С золотыми звездами, не иначе!
Увы, слишком цивилизованные камбрийцы не умеют читать знаки. Для них мерсийцы сегодня выглядят чужаками. Никто здесь не оценит беличий плащ на плечах короля, как и старинную фибулу в виде кабаньей головы. Вот разве ушастая! Эта должна знать. Помнить беличью мантию Аттилы, волчьи одежки готов, медвежьи накидки норманнов… Белка и вепрь — звери Тора. Знаки чести и власти отца богов. Сегодня король Пенда показывает — он ни перед кем не склонит головы, но будет прям и честен, как Тор, которому кладет жертвы.
Ответ — улыбка. Часовой не имеет права разговаривать ни с кем, кроме начальника караула — одного из рыцарей. Но что хранительница помнит имя — приятно. Она, конечно, помнит все — кроме того, что предпочитает забыть…
— Это камбрийский заезжий дом… Дом в доброй стране, где нет нищих бродяг, где всякий может заплатить за свое мясо и пиво! А если вам по нраву давняя старина, так советую вспомнить: в те века любой, кто не выставлял копье за местного короля, именовался «серой собакой», и цену чести имел не дороже пса приблудного! Верно ли я говорю, леди Немайн?
— На месте сиды я не стал бы ее ругать. Хорошая девочка. Еще чуть — и можно давать графство. Расхождение у них одно: Эйра собиралась мстить, а Немайн спасать. Республику, пленницу, себя. Таким чередом…