— Никто его не заставляет убирать, — говорю я. — И никогда не заставлял.
Ветка Горбача вздрагивает от его движения, может, он дернулся, а может быть, стукнул по ней.
Рыжий вскакивает, так старательно изображая ужас, что Курильщик не может не рассмеяться.
Кучи сумок, сваленные под стеной, исчезли. Никого из младших не было видно. Воспитатели толпились у дверей смешанного автобуса. Кузнечик убрал голову и больше не высовывался, боясь, что его заметят из окон. Он слышал, как за воспитателями захлопнулась дверь, как первый автобус заурчал и поехал — а за ним и остальные три — как грохнули ворота, как гудение автобусов удалилось и, наконец, смолкло совсем. Все это сопровождалось собачьим лаем.
— Откуда ты знаешь, которого из них не было? Они же одинаковые.
Конь дрыхнет. Бросаю в него коробком. Просыпается и делает вид, что не спал. Кого обманывает — непонятно.