Тодзи Миоко облегченно вздохнул и сказал: «Так, парни! Нам кое–что предложили…».
Тут чуть ли не все меганезийцы, находившиеся в самолете наперебой закричали что–то крайне доброжелательное и одобрительное, а кое–кто даже захлопал в ладоши.
— Все через жопу, — сообщила гостья (впрочем, без особого трагизма), — Я не думала, что все может быть настолько через жопу. Кстати – Брют Хапио с Новой Каледонии, геолог.
— Первое время это опять года три? – уточнил Герхард и после ее утвердительного кивка продолжил, — значит, с этим ничего нельзя сделать?
— Но не колючими, — уточнила Рибопо, — Мак, а можно вывести не колючие розы?
Потом жизнь вернулась в обычное русло. Суд занялся письмом Мари — и более 2400 каторжников получили анкеты о депортации, означавшие для них амнистию. Их, без каких–либо церемоний, отправляли домой (или в другие страны, готовые их принять). Дома их тоже встречали тихо: официоз был обижен, что они возвращаются слишком здоровыми, технически непригодными для подпитки мифа об «океанийской империи зла». Кто–то в Европе называл меганезийский судебный акт «PR–приемом», а кто–то — «гуманным поступком, внушающим надежду на взаимопонимание». Какой–то умник написал: «Это произошло благодаря моральному давлению со стороны европейской общественности», а другой, еще умнее, заявил: «Это было вмешательство свыше».