— Знаете, когда мне впервые исполнилось семнадцать, — начала Рахиль, старательно заглушая истеричные вопли кликуш, — я сразу сказала маме: никаких праздников, накрытых столов, рыбы фиш и подарков от дальних родственников. Хочу побыть одна и подумать на предмет самой себя, без свидетелей. Мама сказала: «Конечно да! Но, дочка, разве ты не пустишь в свою комнату нас с папой?» Пущу, кивнула я. «И разве ты не нальёшь нам чашку бледного чаю?» Налью, согласилась я. «А если за нами придёт твоя любимая тётя Софа, ты захлопнешь ей дверь перед бюстом?» Нет, мама, я её пущу, но… «Вот именно, — сказала мама, — никакого праздника — тока чай! Ну там колбаска, сырок, пусть на всех один, маленький, тортик, и, клянусь бабушкой, никто не задержится больше минуты, я даже им ничего не скажу!» Короче, в тот день у меня с утра до ночи плясало шестьдесят пять человек родни, а я клеила кислую улыбку и благодарила за открытки, но вся мама была довольна — её девочка сделала всё, как у приличных людей… Таки к чему я это? А-а, вспомнила! И шо, вот эти громкие типы и есть настоящие, истинно верующие? Я с них дико изумляюсь…