Иван прикрыл глаза, набрал полную грудь воздуха и запечатлел долгий мужской поцелуй на её белой шее. Просто поцелуй, страстный, нежный, но без прикусываний и зубов.
— Они ещё живы, — сухо напомнил Хранитель.
Может быть, в первый (и дай бог, чтоб в последний!) раз за всё время своего знакомства Иван и Рахиль обнимались, хватались, падали друг на друга и стукались лбами без малейшего удовольствия. Да ещё тощий эльф, произвольно разбрасывающий где попало свои несуразные конечности, тоже никак не добавлял сцене романтического флёра, а, наоборот, ухитрялся одновременно раздражать всех, поскольку поэтично ныл о своей Нюниэль, не затыкаясь! Кстати, на мой взгляд, хуже всех было именно ей, ибо, согласно устоявшемуся суеверию, эльфийская принцесса должна была икать не переставая…
Когда Иван Кочуев наконец-то открыл глаза, то первое, что он отметил, это приятный факт того, что Рахиль ещё спит, уютно устроившись кудрявой головой на его казачьей груди. Первое, что поняла сама юная еврейка, проснувшись, но не открывая глаз, это то, что она лежит в постели с любимым подъесаулом, в обнимку и… практически голая. Как, собственно, и сам молодой казак, к которому она так сладко притулилась.
— Любимая, помолчи, на нас смотрят, а ты непричёсанная.
— Дэви-Мария, шоб ей ни там, ни тут, и шо таки мы ей до такой степени сделали?! Ваня-а, мы резко линяем!