Руси есть веселие пить, не можем без того быть.
По существу, речь идет об очень старой российской проблеме — невозможности опереться на закон. Общество функционирует не по каким-то общепринятым принципам, которые защищает независимое правосудие. Все построено на связях. Все может в любой момент повернуться как угодно. В таком обществе ни на что нельзя полагаться — только на собственные связи.
Путин умело лавирует между этими двумя полюсами. Когда человек, назвавший крушение Советского Союза величайшей геополитической катастрофой в истории, в октябре 2007 года посещает службу в память о жертвах сталинского террора в подмосковном Бутово, это говорит о многом. Путин осведомлен о преступлениях коммунистического режима. Он тепло относится к Церкви, что при социализме было неслыханно. Но Путин отказывается осуждать советское прошлое, ибо он, подобно многим россиянам, ощущает его как частицу самого себя.
Поездка прошла блестяще. Я свободно перемещалась по Грозному, брала интервью, у кого хотела, и снимала все, что хотела. Время от времени мне на мобильный звонили из администрации Кадырова, проверяя, «все ли в порядке». Перед отъездом из Грозного я дала короткий и довольно неопределенный устный отчет о том, что за репортажи я сделала. И всё.
На Западе принято скорбно возводить глаза, говоря о том, что российская демократия сдает позиции. Запад совершенно прав. Российская демократия катится назад с тех самых пор, как к власти пришел Путин, — это факт, и ничего тут не поделаешь.