Обращение на «вы» делает общение более многозначным. Это один из многих факторов, которые делают жизнь в России более многообразной и отлаженной, чем в Финляндии. Обращением можно обозначить немало — возраст, пол, иерархию. Как и все прочее в России, эти сообщения не прямые, а скрыты между строк.
Здесь надо все время быть начеку, иначе так и будешь плестись позади всех. Никому ничего не дается просто так, ни на работе, ни на улицах, ибо этот город, говоря словами старого советского фильма, слезам не верит. Москва — город бессердечный и в высшей степени несентиментальный; люди здесь борются за выживание и озабочены одним: заработать деньги. «Деньги, деньги, деньги», — отстукивают высокие каблучки по асфальту Тверской или начищенные до лакированного блеска ботинки по Большой Якиманке.
«Хочу прокатиться по реке до ночного клуба. Пойдемте закажем лодку», — говорит Илья и направляется к причалу, возле которого пришвартованы лодки человек на двадцать, не меньше. Нас шестеро.
Чем чаще проходили демонстрации, тем больший интерес к ним проявлял западный мир. Вскоре можно было констатировать, что число журналистов на демонстрациях приближается к числу демонстрантов. Это выглядело несколько абсурдно. Если бы Кремль позволил демонстрантам митинговать спокойно, западные журналисты постепенно потеряли бы к ним интерес, но теперь присутствовать при любом выступлении диссидентов стало делом чести для всех верных своему долгу корреспондентов из Европы, США и Японии.
Сами женщины протестуют редко. Мощного феминистского движения в России не существует, и большинство знакомых мне русских женщин испытывают жалость к феминисткам. Они не понимают, к чему на самом деле стремятся участницы женского движения за права женщин.
Двери закрываются, и поезд снова трогается. Никто из пассажиров и бровью не поведет. Это Москва — город, в котором либо выплывешь, либо утонешь.