– Это если допустить, что ресницы вниз гребут, как стальной ковш, а вверх идут такие расслабленные-расслабленные. Потому что иначе она не взлетит никуда.
Впереди на тропинке, по которой я шёл, приблизительно в километре, у самой кромки леса, сидел огромный чёрный зверь и смотрел на меня. У меня засосало под ложечкой. С такого расстояния сквозь метель трудно было рассмотреть его в деталях, но даже по общим очертаниям я понимал, что таких животных не бывает. У него было тело огромной собаки или волка, только с мощными передними лапами – такими же крепкими, как задние. Его массивная морда отдалённо напоминала льва – со скидкой на то, конечно, что львы не бывают иссиня-чёрного цвета. Мне показалось, что именно это животное бросилось на мою машину, когда мы ехали в Каменец.
– Любой день, любое время. Более важных дел у нас сейчас нет.
Или вот. – Доктор достал из папки лист бумаги и положил его перед нами; на листе была распечатка карандашного наброска лица. – Посмотрите внимательно. Вам когда-нибудь снился этот человек?
В Умани мы пообедали, и вскоре после выезда из города Верба опять уснула. Она проспала постепенную смену ландшафта, уменьшение числа полей вокруг и медленное, но уверенное наступление леса. Когда она снова проснулась, лес вокруг тянулся сплошной глухой стеной – настоящий, первобытный лес, изрядно, правда, пообтрёпанный многовековым соседством с людьми. Начинало темнеть, и я включил фары.
Она провела меня в переговорную и тем же злым голосом предложила кофе, от которого я с облегчением отказался. Минут через пятнадцать появился заместитель главы фонда. Многословно извиняясь за опоздание, он спросил, как я доехал, разузнал всё о моей жизни, здоровье и настроении, как мне Одесса, какие планы и когда обратно. Затем резко перешёл к делу, спросив, удобно ли мне работать с материалами в этой комнате и сколько времени мне понадобится.