– А как тогда объяснить то, что ваши записи в Интернете исчезают? – спросила Верба.
Crossbill: Natürlich! Danke vielmals!
– Моя совесть чиста. Я хорошее заключение им написал.
– Два раза можешь не повторять, – грустно сказала Верба, – знаешь, мне как-то прислали один роман для публикации… я уже плохо помню, о чём он был, но очень хорошо запомнила название. Мне кажется, оно идеально подошло бы для нашей ситуации.
– Да ничего. То есть буквально – на всю Олыку, кроме этой больницы, – Верба кивнула на синюю вывеску «Волинська обласна психіатрична ликарня № 2», – ничего больше нет, это градообразующее предприятие. В советское время тут были колхозы или совхозы какие-то, я не поняла. Ещё был цех, тоже сельскохозяйственный, плодоконсервный, что ли. Сейчас в Олыке какое-то агротоварищество и ЧП по выпуску сухих смесей. Всё. Гостиниц тут никаких нет и не было никогда, ни библиотек, ни архивов, ничего, даже поесть толком тут негде.
Я вышел из машины и огляделся по сторонам. На улице было всего несколько прохожих, быстро семенящих по своим делам, почему-то казалось, что они идут домой. Наверное, потому, что в такое время все нормальные люди идут домой. Один я пробираюсь мимо огромной мусорной кучи – прямо преследуют меня эти кучи в последнее время, – чтобы, пригибаясь к земле, как заправский конспиратор, добежать до дома Гадалки и прижаться к стене.