– Да что мне против-то быть? – даже удивился я. – Заезжай, как человека покатаюсь.
– Может, – согласился я. – Но может и не быть. Но если я на палубу заберусь, но нам на них наплевать будет.
– А вон, на рыбном рынке. – показала она пальцем. – Там вкусно, тебе понравится.
– Ха! – указала она на меня пальцем. – Сам все знаешь, а придуриваешься. Поэтому и негры.
– Потому что с десяти лет такую дают каждому ученику и учат стрелять. – объяснила она. – А ты должен отработать ее цену, пока школу закончишь, и затем уносишь ее с собой.
На привале Слава в очередной раз осмотрел место укуса, поморщился. Но сказал что пока терпимо, должны успеть, чем обнадежил. Затем снова скачка, снова короткий привал и опять скачка. В конце-концов взмыленных лошадей вынесло на берег, на то самое место, с которого мы высматривали турецкую яхту. Василь отчаянно засвистел в свисток, с борта сразу отвалила лодка с двумя матросами на веслах. Обратно они гребли так, что весла скрипели и гнулись. Трап, чья-то протянутая рука, деревянный стол подо мной, а сверху застекленный потолок, через который льется яркий солнечный свет, влажная тряпка, упавшая на лицо и закрывшая рот и нос, чей-то голос: «Дыши глубоко, все будет хорошо». Все. Темнота.