Обречённо роняю голову. Если до этого ещё была хоть какая-то надежда, хоть что-то… но нет. Ольгрейн всецело отдан на милость своих эмоций. Безнадёжно.
— Это значит, что во время Оливулского вторжения вам было тридцать биологических лет, а психологически… — Он замолкает.
Мама прочищает горло. Сейчас поддержит моё предложение.
Смеётся. Кажется, я тут не единственная, думает, что никогда ничего не поймёт.
Ирэна послушно кивает, хотя описание костюма явно её озадачивает. Н-да, до непроницаемости дарай-князя здесь далеко — щиты скрывают мысли, но эмоции свободно носятся по комнате. Если же она позволяет чувствам окрасить свою ауру или отразиться на лице, этот обман кажется столь наигранным и ненатуральным, что мне хочется смеяться. Конспираторы и шпионы, ха! За кого они меня принимают?
Он вновь хочет возразить и вновь замолкает, бросив взгляд за моё плечо.