— Да. Поэтому я примерно представляю себе, какие отношения были у Дмитрия Васильевича с персоналом вашей больницы. Насколько я понимаю, он был резким и грубым, говорил людям обидные вещи и даже оскорблял их. Ведь так?
— А тебе Доценко разве не сказал? — безмятежно отозвался Стасов. — Он никакой не химик, он драматург из Перми. У нас с Мишкой созрела версия, что он обладает неким компроматом на некоего Разуваева. Ты чем там занимаешься, я не понял? Чего ты так пыхтишь? Колесо, что ли, меняешь?
Обстоятельство, заставляющее его ходить на подобные мероприятия, называлось «Ханлар Алекперов», или — для друзей и близких — просто Хан.
— Мне всегда нравилось имя Борис, — сказал Александр. — Оно мне кажется коротким, емким, мужественным.
Это справедливо. Настя тоже об этом думала. Все-таки Евтеев не работал в больнице к моменту гибели больше трех лет.
Гость потянулся к карману, но Гусаров протестующе замахал руками.