Максим молчал. О том, что его поступление в институт было не полностью его собственной заслугой, он слышал впервые. Да, он получил на вступительных экзаменах две четверки и две пятерки, это в сумме было ровно на один балл меньше, чем требовалось, но ведь у него были блестящие характеристики и спортивные достижения, и он был уверен, что именно эти два обстоятельства решили дело. Оказывается, его зачислили вовсе не поэтому…
— Мое дело и дело Доценко срослись, как сиамские близнецы, — заявила она. — Помнишь, после возвращения из Руновска я рассказывала тебе про трех мальчиков, погибших в результате несчастного случая на воде? Так вот, твой Гашин был любовником матери одного из них, Юры Петракова. Юра умер в больнице после операции, которую проводил доктор Евтеев, и у Гашина, по-видимому, есть какие-то основания полагать, что доктор проявил халатность и не спас ребенка, хотя имел возможность это сделать. Уж какие это основания и почему они появились именно сейчас — это другой вопрос.
— Ну, расскажите хоть что-нибудь про него, — умоляющим голосом попросил он. — Как жил, сколько пил, не было ли приводов. И вообще, чем он дышал.
— А что, драматург и театральный критик нынче не котируется? — недоверчиво спросил Стасов. — По-моему, очень даже престижный вид деятельности, творческий, интересный.
— А давай! — азартно согласилась Настя. — Будет совсем смешно, если мы снова попадем на очень плохое американское кино.
Борис крепко пожал протянутую руку с жесткой ладонью и сел напротив.