— Точно? Ошибки быть не может? Все-таки двадцать четыре года прошло, и он изменился, и ты тогда совсем маленьким был, мог забыть.
— Не надо, не надо, к чему этот официоз. Вы только скажите, что случилось? С кем-то беда? С Люсей? С Ленькой? С Мариной? С Сашкой? С кем-то из внуков?
Она чуть было не сказала: «когда убили вашу маму», но вовремя опомнилась.
— Как — не записывал? — изумилась Настя. — Почему?
— Владислав Николаевич, — Крамарев постарался улыбнуться как можно обаятельнее, — мне стало известно, что у вас есть некая запись, в которой содержатся сведения, компрометирующие Николая Степановича Разуваева. Это так?
— Не могу, давай ты сам, — виновато проговорил он. — Никогда бы не подумал, что меня так выбьет из колеи то, что ты рассказал. Я ведь не дурак, я много думал о маме, когда вырос, и я отлично понимал, что она была красивой одинокой молодой женщиной, то есть я в принципе легко допускал мысль о ее многочисленных связях, но почему-то известие насчет проституции меня совершенно подкосило. Мало того, она еще и шантажисткой была… Хан, а может, ты ошибаешься? Может, все не так было?