Зверев самолично, подобрав шест с еще горячим запальным щитом, ткнул им поглубже в отверстие, чтобы прожечь навощенное полотно мешка с порохом. Пищаль жахнула, вогнав ядро в густую и почти неподвижную толпу за щитами.
— Пыль, дозор, — пожал плечами воевода. — У страха глаза велики. Откуда здесь сто тысяч татар? Столько во всем Крыму едва наберется!
— Два месяца спали, один день дрались, — пожал плечами паренек. — Мыслю, пару крымчаков я все же убил.
— Тогда живем… — Князь выдернул из ножен косарь, взял в зубы, схватил у стены трофейное копье, крепко вцепился него обеими руками, встал сбоку от двери на расстоянии двух шагов.
— Я думал, ты в трапезной осталась. — Князь отпустил саблю, снял пояс и повесил его на стену в изголовье.
— А чего мне бояться? Царь за меня на это в обиде не будет. Я ведь не против него колдую, а для защиты его от напастей. И пару раз в этом преуспел, от покушения и чародейства спасал. Бог христианский тоже не обижается. Я службы посещаю исправно, серебро на храмы даю, к исповеди подхожу, в грехах каюсь. Иисус милостив, он простит. Чего мне беспокоиться? Ни на земле, ни на небе я никого не предаю, не обманываю.