— С большой радостью, княже. Токмо дозволь, холоп сумку чересседельную сразу занесет. Велика больно самому таскать.
— Ты не думай, я злобой и страхом покорности не выбиваю! — весь аж передернулся Иоанн. — Один Бог на небе, един царь на земле! Кто волею своей мне служить обещается, тех привечаю, кто не желает, тем дозволяю жить по своему желанию, средь единомышленников, но от меня и слуг моих подальше. И токмо бунтари открытые, упрямцы, сами первыми кровь проливающие, от меня соразмерную кару получают! Дело же мое по укреплению державы и полного в ней единения не токмо ты, да Хворостинин, да Воротынский ныне поддерживают. Во благо общее от вольностей удельных князья Черемисин и Караулов отказались, князь Трубецкой и братья князья Нащокины, Бельский и Черкасский, князь Василий Барбашев-Суздальский! Многие знатные бояре понимают, что благое дело я творю, и на мою сторону в сем перешли! Однако же есть и охальники, меня пред митрополитом оговорившие, противники пустые всего нового, корыстники, не желающие во общее благо крохой поделиться!
— Вот тебе и воевода, — отвернулся от квелого служаки Зверев. — Откуда взяли такого?
— Тогда вперед… — Зверев ощущал себя закоренелым перестраховщиком, но опыт предыдущих походов подсказывал, что намного безопаснее перебдеть, чем прозевать. Ну, сгорит у холопов лишний локоть фитильной веревки, так ведь ему цена — две деньги в базарный день.
— Куда денешься, коли такое дело? — смиренно согласился Андрей. — Не самой же дочери мужа себе искать? Поваляюсь пару дней, отмою дорожную пыль, да с Богом и двинемся.
Кованые конские копыта стремительно втаптывали траву в землю, птицы и кузнечики смолкли, почуяв неладное, и даже запахи куда-то пропали — Андрей их больше уже не замечал. Скачущий навстречу отряд увеличился в размерах, и теперь было ясно, что это и вправду татарский передовой разъезд: полсотни легких копейщиков, что должны истреблять замеченные русские дозоры, редко превышающие числом пять всадников.