— Нет, Владимир Иванович, — уточнил боярин Скуратов. — Но его порубежники хоть удержать смогли, а иных упустили, а с ними детей боярских и холопов вовсе без счета. — Он безнадежно махнул рукой. — А намедни икона в опочивальне царской заплакала. Знамо дело, колдовство мы заподозрили, освятили комнатку, осмотрели, да и поклад странный нашли. Не иначе как заговоренный. Искать стали, кто мог подложить, и князя Горбатого в том заподозрили. Начали спрос вести, так он сам в том и признался. Они ведь, бояре московские, не боятся государя вовсе по его мягкотелости. Окольничий Головин в соучастии признались, князь Куракин и князь Немой-Оболенский. Сказывали, по наущению князя Владимира Старицкого. И не каялись они вовсе, а пугали дьяка Ивана Кошкина гневом своим, ибо по уговору с королем польским решили они с землями Псковскими и Новгородскими под руку его перейти и ныне же прихода ратей польских ждут. Опосля же общими силами на Москву походом идти намеревались. И жив ли Иоанн, мертв, ан все едино власти его конец.