Эта мысль сверлила Терешкова. Здешняя манера ходить без подштанников и нижних рубашек нервировала. В холодном июне две тысячи двадцать восьмого года они почти не снимали свою кожаную робу. Здесь такого не получилось бы: жара подплывала под тридцать.
– Теперь надо найти способ выбраться из всей этой катавасии без потерь, – сказал Альберт.
Он сворачивает за угол и слышит скрип шагов. Сережа останавливается, снимает шапку и осторожно выглядывает из-за угла.
– Меня хотели украсть, да! Меня хотели принести в жертву здешним богам. Но я убежал и даже украл эту вещь. Ты видел такие?
Рана на лбу Терешкова затянулась корочкой, и корочка нестерпимо чесалась.
Ребята, конечно, тут же отвлеклись от меня и стали через мониторы рассматривать, кто же там шумит. Оказалось, это больших размеров дед с палкой. Он медленно и осторожно спустился на площадку (я, кажется, уже упоминал, что с улицы к нам нужно было спускаться – на три ступеньки). Постоял, приглядываясь. И – позвонил в наш звонок.