Поздно ночью нас как бы оставили в покое. Нинка-Впотьмах произвела беглый осмотр окрестностей и сказала, что оставлено по крайней мере три поста наблюдения.
Доктор, наверное, хотел кивнуть, но лишь сморщился от боли.
Влияние их было колоссальным. Вебер точно знал, что именно они стоят за разгромом генетики, кибернетики и неразумного марровского языкознания. Их небольшие аккуратные следы появлялись то в Институте экспериментальной медицины, то на ядерных полигонах. Кто-то из них курировал создание небольшой колонии людей-волков в Тамбовской области и неадекватно засекреченные программы переселений на Дальний Восток, в Среднюю Азию, Казахстан, при которых бесследно исчезали иной раз до десяти процентов переселенцев. На их совести были преждевременные смерти Королева, Харузина, Гагарина, Иоффе; за мальчиком-феноменом Юрой Глызиным в течение двух лет шла настоящая охота, и в конце концов его убило сорвавшейся книжной полкой. Максим Адрианович видел, как чьи-то умелые руки аккуратно перекрывают дороги, ведущие в будущее, – причем делают это неторопливо и уверенно; так зрячий обкрадывал бы слепых…
Он сунул телефон обратно, заодно от души почесался, троекратно зевнул.
– А Страшного Суда не страшитесь ли? – вкрадчиво спросил Сильвестр.
– И больше про этого директора ничего не известно?