– Извиняйся, Васька, – пробормотал он, отводя взгляд. – Извиняйся, пока не поздно.
И с немалым напряжением сил и ловкости – словно взбиралась на ледяную горку – она коснулась калитки, потянула ее на себя, потом толкнула… мир опять хотел повернуться градусов на девяносто, но она удержала его широко расставленными ногами… калитка хлябнула, и чудеса вдруг остановились. Ираида стояла на дорожке, мощенной желтым ломаным кирпичом.
– Подождите… ох, извините, не знаю вашего имени…
– Ничем хорошим, как вы понимаете. Не хочу об этом. Сережа… я чувствую, что виноват перед ним. Не нашел сразу, не узнал… моя вина. А потом, когда узнал, где он и кто он… надо было более настойчиво пробиваться к его памяти, к той, забытой личности. То есть я старался, но вижу, что недостаточно. Испугался, что у него начнется раздвоение. Он и без того… – Панкратов пошевелил пальцами у виска. – С проблемами. Вот я и решил тогда: буду поддерживать исподтишка… Он ведь и Эшигедэя не узнал, когда тот к нему пришел.
– Почему нимулан-муй не отпускаешь? – спрашивает парень из ямы.
– Какая встреча! – объявил Ситяев за спиной Агафонкина.