– Неужели просто напугав этого клоуна? – привстала Ира-ида.
– Нормец, – повторил Терешков, не открывая глаз. – Пуржать – не стоеросить. Про. Химли загуенец держать?
Терешков натянул шинель и суконный шлем с голубой пилотской звездой. Огляделся, вдруг с грустью прощаясь с комнатой, к которой привык. Полукружие теплой голландской печи, длинное узкое окно, койка под серым одеялом, портрет Отто Лилиенталя на стене. Когда Марков впервые увидел этот портрет, он закричал: «Какой-то белогвардеец!» И долго после смеялся над собой.
– А что делать? Там и будем стоять, охранять. Нам за то заплачено.
Выходило, что револьвер мой так и валяется на полу в холле.
Они не видели его очень давно, очень давно… Сколько лет? Это смотря как считать. Туда-сюда-обратно…