Действительно, внутри наблюдался даже некоторый уют — несколько наглухо прикрепленных к полу мягких кресел, свободное место для багажа в корме. В самом носу, наособицу, размещалось еще одно кресло, в котором полковник уверенно устроился. Поручик, как-то инстинктивно усевшись в первый же ряд кресел за его спиной (словно ребенок, стремившийся держаться поближе к воспитателю), с любопытством присмотрелся. На металлической наклонной доске перед полковником не наблюдалось каких-то особенно загадочных либо хитроумных устройств — с полдюжины разнообразных рычагов, прямых и изогнутых, да большая штука наподобие нижней половинки морского штурвала с блестящими спицами, но без ручек.
Направляясь к ней, поручик на сей раз никакого удивления не испытывал — ну конечно же, это и был «телефон», новомодное американское изобретение, которому иные предрекали большое будущее в военной сфере. В Шантарск приходили журналы, упоминавшие об этой новинке, — но иллюстраций не было. Ну что же, столичный военный округ все интересные и многообещающие изобретения осваивает первым в империи…
— Говорят же, что слабое место самого сложнейшего устройства — люди, люди, чтоб их всех… Ну где он там? Где он там?!
— Я — офицер и приносил присягу своему императору, — сказал он решительно. — Простите великодушно, но ничего тут не поделаешь… Вы должны понимать такие вещи…
— Вот тут вы категорически неправы, — серьезно сказал Маевский. — Ничего, обвыкнетесь… Видите ли, все обстоит несколько иначе. Мертвых нет нигде. Только живые. Ведь, если вдуматься, и мы с вами давным-давно мертвые для тех, кто обитает столетие спустя, а они, в свою очередь, мертвы для своих потомков, и так — до бесконечности, до тех пор, пока живет человечество. Собственно говоря, нет никакого былого и грядущего. То есть… Нет ни «прошедшего», ни «предстоящего». Есть некая бесконечная линия, на протяжении которой одновременно обитают все. Живые и здоровые. Со временем вы привыкнете именно к такой точке зрения на течение времени… Ага, наконец-то!