— Поехали, — скомандовал Генри, садясь в седло. — Дальше вроде спокойно.
— Соизволю, — пробормотал Генри, — чай, не император… Это ты так шутишь или что?
— Не подходите, — Генри едва дышал, но чувствовал спину прижавшейся к нему Марии-Антонии, и ради этого готов был держаться еще сутки. — Убью…
…-Генри, мне кажется, или трава сделалась какой-то другой? — спросила принцесса на другой день после стычки.
— Ты что?.. — поразился Генри, когда Мария-Антония выхватила у ребенка эту погремушку и зашвырнула подальше, несмотря на отчаянный рев. Правда, плакать малышка почти сразу же перестала, отлично зная, что никто на обиженный крик не явится, а нашла себе новое занятие — стала чертить борозды в песке.
— Я сам понимаю, что предположение зыбкое, — вздохнул Рональд. Ему нравилось спорить с братом: тот, со своей непробиваемой практичностью и железной логикой часто не оставлял камня на камне от его гипотез. Мало кто другой был способен на такое. — Но другого у меня нет… Но вот послушай: пишут еще об амулетах от дурного глаза и колдовства, что имелись у многих местных жителей и, главное, действовали. Тоже, скажешь, подарки? Или они были покупные? Почему тогда в окрестных землях таких не встречалось?