То была статная женщина средних лет, немного располневшая, но все еще красивая той красотой, что с годами не блекнет, а проявляется лишь ярче. У Генри были ее глаза.
— Рассказывают, что на одном перегоне перед Кармеллой когда-то случилось крушение, — ответил Генри. — Много людей погибло, а всё из-за того, что стрелку вовремя не перевели, вот огневоз с рельсов и сошел. И как нарочно, его тоув поспать лёг, небыстро двигались-то… Теперь, кто часто ездит, поговаривают, будто ночью за огневозом пристраивается другой и гудки подает, торопит. Кто-то даже умудрялся в кабине мастера рассмотреть, потом сличили приметы — ну точно, погибший тоув с того разбившегося огневоза. Но этот еще ничего, безобидный, просто никак до места назначения дойти не может…
Скрипнула тяжелая дверь. Шаги звучали все ближе, ближе… Человек замер возле ее ложа, ей казалось, будто она слышит его дыхание.
— Почему же они все время там не живут? — задала резонный вопрос Мария-Антония.
— Я понимаю, — перебила она. Уж ей ли было не знать, зачем сильный сосед приходит к более слабому? И эти смешные смуглолицые девчонки, которые наперебой учили ее готовить на раскаленных камнях, станут чьей-то добычей? Сестры и племянницы покойной Лиу? Да разве же Генри Монтроз сможет это допустить! — Но ты уверен, что аддагезы не тронут племя, если мы уйдем?
Так или иначе, но девице надо было прийти в себя, и Генри великодушно оставил ее одну. Никуда не денется, некуда ей идти.