Мы еле-еле успеваем разложить этот здоровенный складной стол, который Дарья заботливо накрыла чистой синей скатертью, хотя это не скатерть, а кусок рулона материи, расставить миски, хлеб, водрузить чудовищную кастрюлю из нержавейки и две поменьше — эмалированных, не такого монструозного размера, когда в двери появляются шустрый омоновец, немного смущающийся Павел Александрович и здоровяк, который действительно тащит здоровенный двуручный меч с пламенеющим клинком.
Я думал, что наши не будут участвовать в рубке, отслужив службу стрелков. Ан нет, лихорадка охватила и Серегу, и Вовку. Ильяса с нами нет, оказывается, ему жена запретила в доспехах на топорах драться. Сейчас он ей вкручивает, что, разумеется, как всегда будет сугубо стрелком с самой дальней дистанции.
Братец опять вздохнул. Сейчас уже скорее как кит. Он вообще-то хороший парень, хоть и приколист. Работает судмедэкспертом в Петродворцовом бюро судмедэкспертизы. Что всю семью удивляет — его там ценят и всерьез уважают. Шуточки-то у него бывали всякие, но во всяком случае не злые. И если его раскусывают, то сразу признается… В целом — совершенно невнятная ситуация. И на белочку вроде не похоже…
— Из леса девка — а мытая. Волос чистый, а морду запачкала, думала верно, не заметит никто. Пахло от нее — мылом да маслом ружейным — а ружья нету. А на тебе — как раз на двоих хватит, столь навешано. И имя когда говоришь — не заикайся, видно ж, что выбирал, как назваться. Нужно-то чего, у меня кроме пяти яиц и курочек двух и взять нечего, да и не советую, я тут под защитой.
Дыхания после 17 минут под водой, ясен пень, нет как нет. Огромное облегчение — пульс на сонной артерии тихонький, слабенький — но есть, тело еще живое, зрачок на свет моего фонарика-брелка реагирует — значит, есть некоторая надежда, что вернем душу обратно. Правда душа-то душой — а вот кора головного мозга может и сильно пострадать… Но это видно будет только потом.
— У египетских сфинксов сегодня, когда плыл на «Треске», целую толпу видел.