Они разговаривали, не произнося ни единого слова, не двигая губами, не издавая звуков. Может, даже для двух других мужчин в этой комнате они попросту застыли на одно или на несколько мгновений.
— Заклинанье мне ведомо, избавит оно от болезней и горестей, скорбь изымет из сердца скорбящего. Заклинанье второе мне ведомо, помогает оно врачеванью. Ведомо третье мне заклинание, отвратит оно в битве клинки противника. От четвертого отворятся запоры, распадутся узы, меня сковавшие. Ведаю пятое заклинание, чтобы поймать на лету стрелу смертельную.
Точка превратилась в птицу, которая, раскинув крылья, неслась прямо к ним, оседлав струю утреннего ветра.
Они прошли через комнату, выполненную в кроваво-красных тонах и битком набитую старыми театральными органами, гигантскими органными трубами и чем-то вроде колоссального размера медных перегонных кубов, но только без змеевиков и прочей винокуренной параферналии.
— Так мило с твоей стороны! Наверное, мне следовало что-то сказать, когда ты мне их дарила, да? — сказала она. — Замечательные цветы. Огромное тебе спасибо. Но — может, красные к случаю подошли бы немного больше?
— Ничего не чувствую, — сказала она. — Наверное, зря я это.