— У меня есть, — Вася разжал кулак, — мне дед дал.
Думать о своей разгромленной квартире ей не хотелось. Весь день она старательно гнала от себя мысль о том, что у нее теперь нет дома. Остались только стены и потолок, а все остальное попорчено, выворочено, ощупано чужими мерзкими руками. Когда она теперь приведет все в порядок? Как она станет жить, зная, что ее дом — никакая не крепость, что в любой момент может вломиться кто-то чужой, бесцеремонный и страшный, стукнуть ее по голове, как стукнул Димку, и начать копаться в ее вещах, оглядываясь на нее и скаля отвратительные желтые зубы?!
— Спасибо, Альберт Анатольевич, но на Мичуринский проспект я не хочу. Я напишу заявление, конечно же.
Руки стали ледяными, а щеки очень горячими.
— Я занимаюсь десятком разных разработок, — ответил Димка сердито, — а американская промышленная мафия — это выдумки русских режиссеров.
Варварин сосед, со всех сторон окруженный газетой, вздрогнул и громко чихнул.