Дверь была прикрыта неплотно, и несколько раз она слышала шум, как будто Петр Борисович прохаживался по кабинету. Шеф не возвращался. Потом загрохотало так, что Варвара перепугалась. Ей показалось, что Петр Борисович перевернул на себя книжный шкаф.
— Завтра на работе, — не вслушиваясь в их перепалку, начала Варвара, — я напишу записку, что мы не знаем, о чем вообще идет речь. Пожалостливее и подлиннее. Пошлю почтой… абонентский ящик 280. И попробую выяснить, кто такой был этот Петр Борисович Лиго, и почему про него пишут, что он Павел Белый, и почему он не умер, когда на самом деле он умер…
— Да, — вдруг сказал он сонно, и Варвара замерла, — да, встаю. Сейчас.
— …сто раз говорил, что это не твоя забота, Федя! У нас в штате двадцать три человека! Двадцать три! А ты каким-то макетом три дня занимался!
Тут Иван неожиданно захохотал и повалил ее назад, в омут чистых простыней и разгромленных подушек, и прижал ее руки, и придавил ее ноги, он даже укусил ее, заставив тихонько ахнуть, и вдруг стало совершенно неважно, почему он не сказал ей о своей работе, и что она надумала делать с полумиллионом швейцарских франков, и ничего не осталось, кроме него и его яростных эмоций, и она только принимала их, восторженно ужасаясь тому, что это она — она! — их вызвала, как горные тролли, вызывающие своими заклинаниями извержения вулканов.
Он сказал: «Она в командировку поехала, конверт отнесла… нет второй такой дуры, чтобы это сожрать и не подавиться!»