— Потому что у него ручка в левой руке, — как бы совсем обессилев, проговорила Варвара и опустилась на табуретку, которая угрожающе заскрипела и как будто слегка накренилась, — он пишет левой рукой! А мой покойник писал правой! Это так же точно, как то, что меня зовут Варвара Лаптева. Это не он! Не Петр Борисович! Это другой!
Он не понял, что ее рассердило, но видел, что она рассердилась. Почему-то она нравилась ему — с ее нелепой челкой, розовыми щеками, персиковой кожей и дивной улыбкой. Он давно не видел, чтобы люди так улыбались. Нацепленные на физиономии протокольные гримасы, пронумерованные в зависимости от целей — «улыбка для шефа», «улыбка для партнера», «улыбка для коллеги», «улыбка для любимой» — не в счет.
И денег не было — сумка-то осталась в герцогских чертогах. Пардон, в королевских.
Из всего, что произошло, это «нас» было обиднее всего.
Илария взялась рукой за горло и переступила длинными ногами. Именно переступила, а не попятилась, потому что пятиться было некуда. В расхристанных дверях кабинета, за саженным кожаным плечом каменнолицего, появился шеф — на щеках алые народовольческие пятна, покрасневшая куриная шейка вытянута угрожающе, лоб блестит, глаза мечут молнии.
Человек, который, распластавшись, лежал на сиденье своей машины, слышал ее громкий, решительный, «докторский» голос. Ее спутников он не видел, но этого и не требовалось, он слышал их голоса. Самое главное узнать, куда они теперь поедут.