Ничего не было в кучах битого стекла — ни визитных карточек, ни бумажника с адресом, — только островки чужой подсыхающей крови, от запаха которой все внутренности завязывались в узел.
— Подавай на кого хочешь. Меня просили — я передал.
— Данилов, ты гений. Правда. Остановись, я выйду посмотреть.
Танина бабушка говорила, что хорошего человека улыбка должна непременно красить. Шефа улыбка нисколько не красила. Лицо становилось безжизненным, как будто стянутым в нелепую маску.
— Этот дом не первый попавшийся! — возразил Данилов с досадой. — До него три километра по дороге, а кругом лес. Со стороны поселка к нему зимой вообще не подобраться, только на снегоходе. И ворота были открыты. Зачем охранник их открыл? Чтобы хулиганам было удобнее… хулиганить? И еще машина.
Что она выдумала? Решила проявить нежную заботу? Излечить его раненую душу? Стать ему родной матерью, как Карлсон предлагал Малышу?