На полированном черном прилавке, заменявшем кухонный рабочий стол, лежали часы, браслет и два золотых кольца. Одно из них Марта привезла два года назад из Бахрейна и невыносимо хвасталась и кольцом, и Бахрейном.
— Нет здесь никакой конюшни, — пробормотал Данилов сердито.
Ей требовалось, чтобы мать ее убеждала и чтобы обязательно в конце концов убедила. В глубине души она знала, что поедет, и презирала себя за это.
И перепугалась. Они никогда не вспоминали о его покойной жене.
Увидав такую статейку, Данилов бы точно повесился. От стыда.
Теперь ткань была сорвана, изрезана, словно в припадке истерического буйства, и безобразными кучами валялась на полу. Дверцы оторваны с мясом и сложены шалашиком, как будто приготовлены к костру. Светлое дерево выжжено растворителями. Едкие капли падали на пол, в осколки бутылок и куски выбитой мозаики. Шкафы зияли пустыми внутренностями, как выпотрошенные трупы.